КВИР - Федя, давай дружить?

Федя, давай дружить?

Он полагал, это и есть любовь - когда не можешь друг без друга. А оказалось...

Вот и остаётся тебе, Федя, проверить его. И успокоиться. Если он сука конченная - убедишься и станет легче. А если... Если я тогда слишком на него нажал и за эти годы он разобрался, что к чему, изменился - тогда люби на здоровье.

- Федя, давай дружить?
Ролик ножа для пиццы в руке Достоевского нервно скрипнул. Он бросил удивлённый взгляд на Юрнаса и улыбнулся - тот, синеглазый, плечистый, с влажными взъерошенными волосами, перекрыл дверной проём полуобнажённым атлетическим торсом, замотанным на бёдрах в фиолетовое махровое полотенце, и с вожделением смотрел на капустную окономияки, только что вынутую из духовки и источающую восхитительный слюновыделительный аромат.
- А! За такую вкуснятину кто хочешь дружить захочет! - довольно усмехнулся Достоевский, наконец-то справившийся с нарезкой а-ля японской пиццы, плюхнул на две тарелки по сочному, обтекаемому расплавленным сыром куску и с аппетитом облизал слегка обожжённые пальцы. Юрнас громко сглотнул и ринулся к своей тарелке. - Ну что ты как маленький? Горячая же, осторожней, - кокетливо проворчал Достоевский. Как же он любил своего такого красивого и голодного Юрасю. Нетерпеливого. - Помог бы помидоры нарезать и, вообще, оделся бы, - будто ненароком вильнул он бёдрами.
- Угу, - промычал Юрнас с набитым ртом, - угу-гу. - Пытаясь проглотить с пылу с жару окономияки, он выделывал губами и языком замысловатые молчаливые артикуляционные движения и дышал, словно дракон. От аромата его анимагического суперсоблазнительного геля для душа не осталось и следа, запах фруктов и тропической древесины заглушился сытным духом омлета с овощами и рыбной стружкой.
- Напомни мне купить катсуобуси, - Достоевский попробовал свой кусок и одобрительно кивнул, - а то закончилась, а со среды будут сейлы.
- Вот! - подхватил Юрнас, шумно отхлёбывая из стакана томатный сок, и потянулся за добавкой пиццы, слёту откусив почти половину порции. - Ты такой хозяйственный! У тебя, Федь, куча достоинств. Я таких положительных со всех сторон, кроме тебя, и не знаю. Поэтому и говорю - давай дружить?
Достоевский напрягся:
- Ну мы и так... вроде... не враги? - Странное, дважды прозвучавшее предложение вызвало миграцию холодных мурашек по его спине.
Юрнас вытер губы салфеткой и пригладил почти высохшую шевелюру. В лицо Достоевскому он смотрел не прямо, а как-то косо.
- Ка-ак ты ду-умаешь, - спросил, растягивая слова, будто бы со своим национальным акцентом, которого у него, эстонца, выросшего в русскоязычной семье, отродясь не было, - чем я сейчас в ва-анной занимался?
Достоевский скромно пожал плечами и слегка зарделся от представленной жаркой сценки.
- Правильно! - оживился Юрнас. - Дрочил. И кончил. Аж в голос.
- Поздравляю, - попытался пошутить Достоевский, наливая себе минералки. Но под внезапно потяжелевшим взглядом Юрнаса смешался и принялся старательно жевать пиццу.
- Тебя не удивляет, не возмущает и не настораживает, что, имея под боком на всё готового любовника, я дудолю не в него, то есть не в тебя, а в кулак?
Заёрзав, Достоевский отложил вилку. Разговор ему совсем не нравился.
- Ну чего ты, Юр, пристал?
Тот развалился на стуле, закинул ногу на ногу; синева его глаз будто подёрнулась корочкой льда.
- Ты же не первый раз замужем. Видишь, что у нас не катит.
- Ну... - Достоевский густо покраснел. Как же он ненавидел (ещё сильнее, чем подаренное оригиналами-родителями сочетание фамилии и имени!) это дурацкое, предательское свойство собственных щёк - алеть при любом мало-мальски сильном волнении. - Не катит, конечно, если с порнофильмами сравнивать. А так ничего. Очень даже. Ну, нам же не по семнадцать, чтобы флагами без отдыха махать; я слегка торможу, однако ты сам говорил, что тебе нравится с душой ебаться, с живым человеком, а не со станком.
- Мало ли, что я говорил! Херня, а не ничего! - отмахнулся Юрнас и выразительно положил руку себе в промежность. - Федь, на чистоту. Ну не секс это. Ты ведь понимаешь.
- Я?.. - У Достоевского забегали глаза и пересохло во рту. Примерно так же он чувствовал себя в школе, когда его, абсолютно неподготовившегося к уроку, неожиданно вызывали к доске.
- Федь, я в тебе кончаю даже не через раз, а через пять на шестой, это ж не новость. У нас никогда не было, чтоб улететь, чтоб тащило. Какого хрена? Ты хочешь, чтобы я тебе изменял?
- Зачем?
- Не строй из себя дурочку. Мне надо.
- Изменять?
- Ебаться нормально! Хватит издеваться, Федь. - Юрнас насупился. - Дурацкий разговор. Я хочу, чтобы всё честно, по-людски. Ты же мне не чужой. Я тобой дорожу. Думал, ты сам понимаешь, так не может продолжаться. Я не железный. Ты для меня идеальный партнёр, но не в сексе. А какая без этого любовь? Мы попробовали, почти два года отмучались. Хватит, наверное, да? Не подходим физически друг другу, бывает. Что ж теперь. Скандалов я не хочу. И обижать тебя не хочу. Поэтому и предлагаю, Федь, давай расстанемся, но будем дружить? Ты как друг для меня дороже всех на свете! С тобой интересно, весело, легко. Готовишь ты лучше моей бабушки. Только сил моих больше нет тебе верность хранить.
- А ты хранишь?
- Ты, Достоевский, плохой клоун. Не смешно. Не ожидал, что будешь сцены устраивать. Наоборот, хотел по-домашнему решить. Я налево, ты направо. Жить продолжаем вдвоём, быт, квартира пополам, всё, как и прежде, но без траха. Ну? Федь. Врубайся. Ты чего? Я ж без твоей японской еды оголодаю. И вообще. Куда я без тебя? Ты хороший. Опять же хату на двоих дешевле, поодиночке не потянем. В июле в Несебр, как и планировали, зачем билетам пропадать? Только ты меня не ревнуешь, договорились? Всем от этого будет лучше.
- Всем? Всем-всем? - Достоевский прищурился, почувствовал, что дёргается глаз - и потёр его. - Всем семи миллиардам будет лучше?
Юрнас уставился на него с недоумением:
- Каким миллиардам?.. - И, кажется, сообразил: - А! Ёрничаешь? Федь, не гони волну. Я предлагаю реальный выход из положения, не сбегаю, не обманываю тебя. Всё можно устроить с наименьшими потерями. Ты это оценишь, когда подберёшь себе кого-то более подходящего, чем я, не такого требовательного, что ли. Не морщись, лучше рассмотри возрастную нишу. А что? Ничего особенного, дело житейское, да на тебя ещё и очередь выстроится, если свистнуть! Выбирать будешь, гарантирую!
- Не умею свистеть.
- Не страшно, я без проблем свистну от твоего имени.
- Я подумаю.
- Само собой. Думай. Однако не слишком долго, а то мой мустанг, - Юрнас подержал у себя между ног, - порвёт путы и сбежит в прерию. Лучше отпустить его самим, верно? Мы ж гуманисты? - Он рассмеялся, отодвигая опустевшую тарелку.
Достоевский скованно улыбнулся. У него свело челюсти.
И навернулись слёзы.
Гадство! Какого хрена?! Как сопливая девчуля! Блядь! Позорище.
"Не смей! - гаркнул он себе мысленно, с трудом сглатывая ком. Сдерживаемые слёзы, оказывается, твёрдые и очень сухие. - Тряпка! Будь мужиком!"
Достоевский резко подорвался мыть посуду. Включил для фона телик.
На экране красивые мальчики в спущенных рваных джинсах художественно лапали фигуристую темнокожую ар-н-бишницу. Всё внимание Юрнаса сосредоточилось на них, его "мустанг" тоже явно заинтересовался. Достоевский срисовал восхождение под фиолетовой махрой и поймал себя на жгучем желании близости. Как некстати! Аж мушки перед глазами запрыгали - так захотелось Юрку. Хоть на столе! Хоть под столом!
Рот наполнился слюной. Он хлебнул прямо из-под крана и, мучительно поджимаясь, опёрся о раковину. Напряжённые руки гудели, ноги сделались ватными.
Намекнуть? Предложить себя? Просто снять штаны и подставиться? Самому всё сделать? Без разговоров пристроиться Юрке на колени и присунуть себе?
Тот не откажет. Не оттолкнёт. Отработает. Выбьет оргазм. Умеет.
Какая разница, чего Юрнас тут плёл? Ну, какая разница! Слова. Пустые слова. Кто будет о них думать, когда нутро печёт и от предвкушения сладостной разрядки кружится башка? Тело - предатель.
Отмучились... Путы... Если свистнуть... Ебаться нормально...
Достоевский закрыл глаза.
И стиснул зубы.
Услышав мерзкий хруст во рту, испугался за новые пломбы и разозлился.
Его сердце билось внизу живота. Дурное! Тормоз! Тебя только что отшили по причине секснепригодности, а ты трепыхаешься. Глотаешь слюни, желаешь. Похотливый кусок мяса! Шлюха, а не сердце! А ну, марш на место! В клетку!
- Ну что, Федя? - словно разбудил его звонкий голос Юрнаса. Оказывается, тот уже успел наскоро одеться. В слегка мятой бледно-лимонной футболке стал похож на солнечного зайчика. Пушистого и дерзкого. Хорош, паршивец. Так хорош, хоть вой. Куда-то намылился. Интересно, куда?
Хотя... нет, не интересно.
Достоевский помотал головой.
- Ты подумай, и вечером поговорим? - Юрнас со спины похлопал его по плечу. Достоевского точно током прошибло, тело занемело. - Надеюсь, примешь правильное решение. Целую. - Зайчик аппетитно чмокнул воздух.
Слишком живо представив вкус его губ, Достоевский едва не застонал в голос.
Кажется, Юрнас что-то говорил про субботнюю встречу по работе с выгодным клиентом или... Достоевский поморщился - вспомнить детали не удалось, голова трещала и скрипела, будто лачуга в землетрясение. Того и гляди рухнет крыша. Шевеление извилинами причиняло физическую боль.
Время куда-то провалилось или Юрнас очень быстро смылся - услышав хлопок входной двери, Достоевский вздрогнул. И лишь сейчас отлепил скрюченные побелевшие пальцы от края мойки. Вытирая руки полотенцем, не чувствовал их. Машинально гладил запястья.
Он полагал, это и есть любовь - когда не можешь друг без друга. Не можешь и всё. Когда два партнёра, преодолевая некоторые вполне естественные шероховатости в интимной сфере, дорожат друг другом. Самая настоящая любовь... А оказалось...
Одно движение бритвой поможет забыть. Навсегда. И, уснув навечно, избавиться от невыносимой тошноты сверхскоростного гниения, распада на атомы. Как дышать без тебя, Юр? Чем? С кровью из вскрытой вены вытечет непреодолимая боль от мыслей. Мозг остынет, а с ним - и желание быть с тобой, жгущее нервы. И не придётся превращаться в чудовище, отвратительное и жалкое, скулящее о бросившем его красавце. Трупам не больно. Для них одиночество - самое то, естественное, необходимое состояние.
Уй! Стыдно. Чёрт, как же стыдно. Проходили! В шестнадцать он, молокосос-максималист, слава богу, не сумел толково убить себя. Не факт, что сможет теперь. Потому что это ужасно стыдно - резать вены из-за несчастной любви, когда тебе сильно за двадцать и, вообще, ты мужчина. А любовь - и не любовь вовсе. Стыдно... Дрочить стыдно, разглядывать голых сверстников и взрослых парней в душе спортзала стыдно, смотреть гейпорно стыдно, рисовать в тетрадке фаллосы, носить эротичные трусы, мечтать о том, чтобы не ты, а тебя - всё это стыдно. Жить пассивом стыдно. Вообще жить, использовать для дыхания бесплатный чистый воздух, ощущать своё тело. Не соответствовать. Быть бракованным. К стыду привыкаешь. За него прячешься. С ним даже разговариваешь. Как с самим собой. А потом, с возрастом, вдруг начинаешь познавать его силу...
Достоевский набрал горячую ванну, вылил в неё немного своей любимой ананасовой пены. Разделся, залез в ароматную воду.
Взял опасочку. Нитка наточенного лезвия сверкнула на матовом фоне рукоятки.
Тщательно выбрив себя везде, где смог, он достал дилдо. Орудовал им и на словно ошпаренном стояке - кулаком с такой яростью и рвением, будто от количества и качества полученного самоудовлетворения зависела жизнь кого-то очень важного. Самого важного.
"Я! У меня есть я. Только я. Я себе нравлюсь. Я от себя балдею. Я без себя не могу! Без меня мир станет хуже или вообще пропадёт на хуй!"
Он устал от оргазмов. Пресытился. С трудом выбрался из остывшей мутной воды. Сдёрнул с крючка банный халат Юрнаса и, не вытираясь, голый и босой прошлёпал на кухню. Скомкав, затолкал халат в мусорное ведро. Пожалел, что негде сжечь.
С первого раза выбрать из телефонной книжки смартфона нужный номер не вышло - пальцы сделались неуклюжими.
Когда ответил знакомый глухой дребезжащий голос, Достоевский заговорил быстро, чётко, безжалостно. Будто резал автоматной очередью слов остатки сомнений:
- Здравствуй, дед. Как твоя мерцательная? Мерцает? Славно. Я возвращаюсь. Нет, не пьян. Нет, не передумаю. Да, на любых твоих условиях. Не забыл: брак и наследник. Решил. Кровью расписаться не надо?..

Увидев объект предполагаемой страховой защиты, Юрнас мгновенно принял стойку - понял, что влип. Подстава была очевидна. Кто же приглашает незнакомого левого агента страховать такую хромированную куколку - великолепно восстановленную "Волгу" первой серии, в максимальной комплектации, на ходу, двухцветную. Раритет из частной коллекции, мечта, а не тачка; минимум шестьдесят штук баксов и то для своих. Да ещё и с оленем!
Оглянувшись на клиента, скромного старика в плаще, Юрнас дежурно улыбнулся, а сам настороженно огляделся - ничего подозрительного, никого опасного, гаражи как гаражи, всё тихо. Не верится, что такая роскошная машина живёт в заурядном бюджетном железобетонном боксе за ржавыми воротами. В чём подвох?
- Нравится? - Кивнул старик на "Волгу" и любовно похлопал её по крылу.
- А то! - не стал врать Юрнас, судорожно пытаясь сообразить, в чём может заключаться угроза от с виду совершенно безобидного клиента и где они могли раньше встречаться? Физиономия-то смутно знакомая.
- Вы, кажется, увлекаетесь антикварными авто?
- Э... - Юрнас совсем растерялся и едва удержался, чтобы не прыгнуть в свою "Примеру" и не смыться от греха подальше.
- Правильно, молодой человек, - старик блеснул ровными, жутко дорогими зубами, - что не задаёте лишних вопросов, разумно. - Юрнас невольно поёжился - показалось, что тот сейчас ему что-нибудь откусит. Например, нос. - Думаю, мы с вами найдём общий язык. Вы живёте с моим внуком, Фёдором. Не знаю и знать не хочу, кем он вас считает и как вообще у вас называются эти безобразия. В наше время это называлось мужеложеством и каралось по сто двадцать первой до пяти лет. Что вы так побледнели? Не бойтесь, ваши постельные дела меня не интересуют. Сношайте хоть коз. До порочных связей внука мне тоже нет дела. Взрослый самостоятельный мужчина сам решает, хранить ли верность жене и от каких женщин заводить детей.
Юрнас поперхнулся:
- Какой жене?!
Старик вздохнул:
- Вот то-то и оно, что никакой. Надеюсь, пока никакой. Не понимаете? А вам и не нужно понимать. Вам нужно сделать так, чтобы Фёдор сильно на вас обиделся. Очень сильно, так сильно, чтобы сам не захотел больше с вами... - старик скривился, - ...тьфу! - Плюнул на асфальт, почти под ноги Юрнасу. - В общем, пошлите его побольнее, вы же знаете, где у Фёдора самые болезненные точки? Сделаете - получите этот автомобиль. И ещё кое-что. Вот, на ваше имя. - Вынув из внутреннего кармана, он протянул Юрнасу пластиковый конверт: бумаги и несколько корешков пятитысячных купюр, пять или шесть. Тот непроизвольно взял. - Хотите спросить, не опасаюсь ли я отдавать вам дарственную и крупную сумму заранее? Нет, молодой человек, не опасаюсь. Вы же умны, правда? И благородны, не станете обманывать старика? - Кивок Юрнасу за спину. Там, вдалеке, из-за угла гаража высовывался нос чёрного минивэна, через лобовуху виднелись каменные лица двух суровых служивых. Юрнас сглотнул. - Выполнив мою просьбу, вы, молодой человек, сделаете доброе дело. У меня больше нет времени ждать правнуков, пора Фёдору вправлять мозги, хватит, нагулялся. Время уходит. Надеюсь, мы друг друга поняли?
Конверт жёг Юрнасу ладонь.
- Мне это не нужно, - тихо сказал он.
- А при чём тут вы? - Вздёрнул бровь старик. - Это нужно мне. Утро вечера мудренее. - Он выглядел безмятежным и излучал абсолютное понимание. - Возьмите, возьмите! - Отшатнулся на неуклюжую попытку Юрнаса вернуть конверт. - Пусть полежит у вас.
- Он вас возненавидит! - почти крикнул тот.
- Фёдор? Он ненавидит меня давно, и это вряд ли возможно изменить. Но в нём течёт моя кровь, и, в отличие от его непутёвой матери, он жив. Мне его любовь ни к чему. Достаточно, чтобы он взялся за ум, включился в семейные дела и, главное, родил наследника. А вы его, разумеется, любите и готовы заплатить за эту любовь несколько миллионов? Ну-ну, - усмехнулся старик, - ну-ну. Только учтите, на этот раз я от него просто так не отстану. Время, время уходит. Если не вы, то кто-нибудь другой поможет мне вернуть внука. - Старик вынул из кармана плаща ключ на брелоке с эмблемой "ГАЗа". - Возьмёте у охранника, когда сделаете дело, номер бокса пятьдесят пять. - Показал он на дверь гаража.
Выруливая к шлагбауму, хмурый Юрнас поймал в боковом зеркале отражение сияющего на солнце оленя на капоте "Волги" и подумал, что жизнь та ещё сука. Паскуда!

- Блин, да это же хостел! - брезгливо сморщил нос Олежек, войдя в номер.
Юрнас втащил чемоданы и выдохнул, раздувая щёки:
- Не капризничай, милый. Хорошая комната, чистая, удобная. Ну да, не люкс, но зато в Варне, как ты и хотел, с видом на море, отель уверенные четыре звезды. Посмотри, какой классный бассейн! - Он поднял на окне жалюзи. - Красота!
- Нищета, - отмахнулся Олежек и плюхнулся на застеленную хлопковым пледом кровать.
- Много ты знаешь про нищету, - пробурчал Юрнас и подсел к нему. - Не куксись, заяц. - Обнял за плечи. - Ты просто устал. Эти мытарства в аэропорту, твой гастрит. Сейчас примешь душ, освежишься, перекусим чем-нибудь вкусненьким и полезненьким, да? И жизнь заиграет новыми красками. Смотаемся на море. А вечером праздничный ужин. И всё будет отлично. Хочешь, примем ванну вдвоём? - Он игриво потёрся щекой о щёку Олега.
Тот уклонился:
- Небритый, бе! Ладно, я в душ. А ты закажи рыбный суп с яйцом и смузи с брокколи.
Позвонив на ресепшн, Юрнас узнал, что индивидуально еду можно заказать в ресторане соседнего высотного пятизвёздочного корпуса, и отправился туда.
Огляделся в фешенебельном холле - и остолбенел. Прямо у входа, над стойкой администратора гостей встречал большой подсвеченный коллаж, центром которого была красивая семейная фотография: в середине на резном кресле - радушно улыбающийся почтенный господин, за его спиной - очаровательная молодая женщина с карапузом на руках, на коленях старика - прелестная девочка в пышном платье, с букетиком полевых цветов, по левую руку - симпатичный подросток, корчащий смешную рожицу, по правую - ... Справа от отлично знакомого Юрнасу старика, обнимая того за плечо, на подлокотнике кресла сидел похожий на порнозвезду, молодой мужчина в модных джинсах. И улыбался так, словно собирался соблазнить полмира.
Федя?!
- А это кто? - сипло спросил Юрнас кого-то в униформе, проходившего мимо.
- О! - Игриво заморгала ему нарощенными ресницами юная служащая. - Всем так нравится это фото! Прелесть, правда? Это владельцы нашего отеля - господин Фрубинов с семьёй внука. Собственно, делами здесь занимается внук, Фёдор Максимович. Отличный руководитель. И такой хорошенький! - пискнула она и, смутившись, покраснела. Продолжила деловитым тоном, как из рекламного буклета: - Скоро у нас будет достроен третий корпус, вип, можете у администратора заранее забронировать номер на следующий сезон.
- А... он... ну... - Юрнас никак не мог переварить услышанное и внятно выразить свой вопрос. От горячего, чуть насмешливого взгляда Фёдора, направленного будто именно на него, вспотела спина и потяжелело в паху. Хорошо, что футболка длинная и шорты свободные... - Э... а этот руководитель, Фёдор Максимович, тут бывает, его можно увидеть?
- Конечно, почти каждый день у себя в кабинете, или на стройке - это через квартал. Секретарь вам подскажет. - Девушка показала куда-то рукой. - Сам часто катает гостей на катере, а вечерами с ними в ресторане или в клубе. На цокольном этаже у нас отличный ночной клуб, только вы посмотрите расписание - там тематические вечеринки. Не всем всё подходит. Наш отель гейфрендли. - Она многозначительно потупилась.
- Я знаю, - не менее многозначительно ответил Юрнас, совсем смутив собеседницу, явно строившую ему глазки.
Вернувшись к себе в номер, он заявил Олегу:
- Дико болит башка! - И так безапелляционно попросил его не дёргать, что тот проникся и притих.
Остаток дня и весь вечер Юрнас мучительно решал, какую придумать причину, чтобы съехать в другой отель, куда деть Олега, идти или не идти в клуб, где сегодняшней ночью намечена голубая туса. Изрядная доза кайсиевой ракии помогла ему принять решение.

* * *
В голове шумело, барабанные перепонки дребезжали от ритма модного музона, пол качался, от мужских лиц и торсов рябило в глазах, сзади неприкаянно болтался испуганный Олежек, не понимающий, с чего это вдруг и, главное, в каком направлении так яро занесло его мужика. С цепи Юрнас, что ли, сорвался?
Фёдора он увидел почти сразу. Тот, кажется, совсем не изменившийся за все эти годы, только возмужавший и будто огранённый, оправленный в дорогой каст, расположился в лаунже в компании спокойных, спортивного вида парней и с головой погрузился в планшет. К нему подошёл моложавый импозантный блондин, и, нежно обняв, поцеловал в щёку. Фёдор сразу отложил планшет и подставил губы для поцелуя. Юрнас взвыл в голос и потребовал у бармена виски...
После второго тумблера он решительно встал, прокашлялся, поправил ремень, взъерошил чёлку и, стараясь идти по ниточке, направился к Достоевскому. Вестибулярный остался у бара...
Фёдор заметил его издалека, поморгал удивлённо, обрадовался. Кажется, искренне. Разве что в уголках улыбающихся губ пряталось тщательно скрываемое напряжение. Или у Юрнаса просто дрожало в глазах.
Раскинув руки, Фёдор поднялся навстречу:
- Юра! Вот это сюрприз!
Обнял, технично держа дистанцию; похлопал по плечу, усадил напротив, представил спутникам:
- Meet Yurnas from Russia, my old friend.
- Friend? - Одними губами, склонившись к его уху, недоверчиво переспросил сидящий рядом блондин, цепко впившийся взглядом в красноречивое лицо Юрнаса.
- I'm saying friend, do not be jealous, Demitre, - тихо, со снисходительной улыбкой ответил Достоевский.
Юрнас, плохо знавший английский, почти ничего не понял, но слово friend раскалённым длинным гвоздём вбилось ему в переносицу. Он даже машинально тронул себе затылок - не торчит ли снаружи острый металл и не капает ли за шиворот кровь.
Имён парней, с которыми познакомил Фёдор, Юрнас не запомнил. Предложенный ему бокал опустошил одним махом. И, хмельно рыгнув, закивал как болванчик, стараясь не встречаться с Достоевским глазами:
- Ес, ес, фрэнд! Ихь энд эр, то есть ай унд хи. Фрэнд. Окей...

* * *
- Извини, устал. - Шагнувший в лифт, и правда вдруг будто сдувшийся Фёдор перегородил Демитру проход. - И перебрал немного. А на выходные Надюшку присылают, надо быть в форме - обещал ей сходить в наш зоопарк, там медвежата родились. До завтра. - Виновато улыбнувшись, он похлопал Демитра по плечу.
Металлическая створка мягко закрылась прямо у того перед носом. Демитр застыл с раскрытым ртом, фыркнул, пожал плечами. Покидая отель, остановился под мигающим огнями широким козырьком и задумался. Закуривая, со злостью щёлкнул зажигалкой.

* * *
Ночное море с такой высоты казалось чёрной прорвой. Бездна неба по сравнению с ней выглядела всего лишь большим дуршлагом с дырками бледных звёзд. И конца-края нет этой черноте. А если вдруг решит покинуть свои границы, поползёт на сушу? Вот тут-то людишкам и пиздец. Интересно, в этой черноте можно дышать? Мечтать, строить планы, жить?
Фёдор затянулся глубже - и совсем поплыл. Звёзды посыпались прямо к нему на балкон, некоторые побились, как ёлочные шарики; а море на неразличимом горизонте зачавкало, отрыгивая густую черноту, и, посмотрев прямо на него, спросило:
- Федя, давай дружить?
Он помотал головой, быстренько докурил и...
Провалился.

* * *
Дед слушал Вертинского и, как обычно, смотрел на море. Тихо вошедший в комнату Фёдор долго наблюдал за ним; зная, что Вертинский для того - лучшее и, пожалуй, единственное действенное обезболивающее, не решался мешать. Когда наконец приблизился, дед вздрогнул, обернулся - и отшатнулся! В руке Фёдора блеснул металл длинного ножа. Дед замычал, суетливо пытаясь развернуть своё инвалидное кресло.
Фёдор запоздало догадался, что напугал его, и, мысленно порадовавшись произведённому эффекту, бросился на помощь:
- Осторожнее! Так тебе руку колесом зажмёт. Погоди, я сам тебя отвезу.
Дед будто опомнился и заворчал.
- Говори членораздельно, - покатил его Фёдор на кухню, - ведь можешь, когда захочешь.
Дед поджал губы и демонстративно замолк...
Ничего японского он не готовил больше десяти лет. Оценив наличие продуктов на чужой кухне и собственную память, остановился на окономияки. Капусту с луком шинковал долго и тщательно. Дед угрюмо смотрел на мелькание ножа. Когда Фёдор принялся перемешивать приготовленное жидкое тесто с капустой прямо руками, лицо деда брезгливо сморщилось - и закаменело, но и тут он не проронил ни слова. Так и молчал всё время, пока внук обжаривал мясную начинку, возился со сковородками и тарелками. Когда тот полил готовую пиццу соевым соусом и смазал сметаной, дед скривился:
- Ты наконец-то решил меня отравить? Даже не притронусь к этой иноземной гадости. Где мой повар? Хочу котлету.
Фёдор разложил столовые приборы, вытер руки снятым фартуком и невозмутимо ответил:
- Я дал ему сегодня выходной. Так что будешь есть то, что приготовил я. Или сиди до завтра голодный. Разве тебя спрашивают, чего ты хочешь? Говорю, ешь. Вкусно и полезно. Жаль, нет осьминогов "токо" и рыбной стружки, но и так пальчики оближешь.
Дед, скривившись ещё больше, принюхался к аромату, исходившему от стряпни внука, и нехотя указал:
- Ладно, вот с этой стороны мне отрежь своей оконной замазки, только поменьше, и соскреби сметану - от жирного меня пучит.
Чтобы сохранить бесстрастное выражение лица, Фёдор стиснул зубы. И положил на его тарелку большой горячий кусок окономияки. Разлил по бокалам вино - себе полный, деду на два пальца.
- Что празднуем? - оживился тот, быстро осушив бокал. - Уж не встречу ли с бывшим сожителем?
Побледнев, Фёдор замер на миг, отбил укол ехидного взгляда и как ни в чём не бывало пригубил вино.
- Уже доложили?
- А то!
- Ну выпиши своим осведомителям премию. Хорошо служат.
- Обязательно. - Дед с удовольствием съел пиццу, вытер губы салфеткой, высморкался в неё. - Проверь его.
Фёдор сперва не расслышал. После паузы встрепенулся:
- Что? Ты о ком?
Дед ещё раз шумно высморкался в свежую салфетку, поправил рукава байковой рубашки и со вздохом устроил морщинистые руки, похожие на лапки недоразвитого динозавра, на подлокотниках кресла. Перестав играть, в упор посмотрел внуку в глаза.
- Своего бывшего проверь. Не возражай. Вижу же, что тебя подбило. Не спал, анашу курил? Дурак. Ко мне примчался. Японскую кулинарию тут развёл. Любишь его?
Фёдор поперхнулся воздухом и просипел:
- Он же меня продал, артист.
- А я купил.
- Это не одно и то же.
- Любишь!
- Не неси бред, старый хрыч! - Фёдор вскочил, роняя вилку.
Дед широко кивнул. Фёдор было вспыхнул, но быстро справился с собой и устало вернулся на место. Махнул свой бокал до дна.
- Избить руки чешутся? - В глазах деда вспыхнул азарт. - Ногой, да с размаху, да в голень, а?
- И не только в голень. С удовольствием поменял бы ему форму носа и прикус. Я его сегодня ночью сперва бетоном залил на стройке. А потом связанного скинул с катера в море.
- Бывает. - Дед пожал плечами.
- А потом отобрал у него паспорт и заставил учиться японской кухне, сделал шеф-поваром у нас в ресторане. Приковал у плиты цепью. С женой познакомил.
- С которой?
- С последней, конечно. И приходил к нему каждую ночь.
- Зачем? - Дед заинтересованно подался вперёд.
- Дружить! - рявкнул Фёдор, наконец-то сообразивший, что тот над ним издевается.
Дед усмехнулся.
- Нормально, Федя, нормально. Не будешь травиться всяким говном. В бетон - конечно, не вариант, там у тебя таких больших котлованов уже нет, фундамент же залили? И в море ненадёжно - тут течения, рыба, вообще бойкое место - не дадут твоему утопленничку спокойно на дне отдохнуть. Искать ведь станут русского туриста. Можно, разумеется, на его сожителя свалить. Но этим надо серьёзно заниматься, подгонять все концы, а я так понимаю, твой конец терпеть не может.
Фёдор покраснел и сжал в кулаке столовый нож.
- Не. - С сомнением покачал головой дед. - Этим меня не зарежешь. Тем тесачком, что ты капустку шинковал, надёжнее будет.
- Не дождёшься! - Резко вставая, Фёдор грохнул стулом и ткнул ему в лицо кукиш.
Дед снова довольно усмехнулся и продолжил:
- Вот и остаётся тебе, Федя, проверить его. И успокоиться. Если он сука конченная - убедишься и станет легче. А если... Если я тогда слишком на него нажал и за эти годы он разобрался, что к чему, изменился - тогда люби на здоровье.
- Ты всерьёз думаешь, что я смогу с ним снова?
- Я думаю, не сможешь. - Дед посуровел. - Будешь мучиться, терзать себя. Чего доброго, снова заболеешь. - Его голос задребезжал, переходя в кашель. - Федя. - Выдохнул он резко, сухо. - Я у тебя прощения просил, больше не буду. - Фёдор вспомнил, как тот стоял перед ним на коленях в парке Люцерна, и отвернулся. - А совет дам, раз пришёл. Давай конструктивно, без соплей. У тебя возникла проблема. Решай её. Делать - всяко лучше, чем ждать, пока оно само как-нибудь. Сами даже кошки не родятся - им для этого мамка с папкой для начала нужны.
Фёдор постоял у окна, стараясь поймать душевное равновесие. Его слегка мутило - после вчерашнего не удивительно. Да и вообще... Шевелиться не хотелось. Мерно гудел кондиционер, над ухом на стене тикали ходики. Секунды жизни залетали в глотку прожорливой вечности. Проглотит, переварит - превратит в фекалии. Когда-нибудь всё превращается в говно. Но разве это мешает нам видеть свет, жмуриться на солнце, считать звёзды, радоваться детскому смеху и улыбкам тех, кто нам дорог, есть окономияки, пить хорошее вино? Мешает совсем другое...
Мысленно считая, он перекатывался с пятки на носок. "...девяносто восемь, девяносто девять..." Вместе с усталостью стоп наконец-то включился внутренний баланс. "Сто!"
Обернулся к деду:
- Знаешь, почему я тебя не убил тогда, когда узнал про эту историю с "Волгой"?
- Потому что убивать старика, разбитого инсультом, непрактично? Сам подохнет?
- Нет. Потому что, увидев тебя при смерти, парализованного, заглянув в твои почти потухшие, но такие живые глаза, понял: ты меня любишь. Больше, чем себя, больше, чем свою совесть и принципы. Хоть и душишь этой грёбанной любовью - никогда не продашь. Так глупый ребёнок душит, прижимая к груди, любимого щенка. И готов за ним и в огонь, и в воду, и кормить насильно полезным кормом, и насильно же укладывать на чистую подушку. А щенку-то хочется побегать по лужам, на грязной травке поваляться, сгрызть косточку... Я понял, что, если ты умрёшь, то рядом не останется никого, кто меня никогда не продаст. Купит, но не продаст. Может, удастся ещё детей такими вырастить, не знаю.
Убрав со стола, Фёдор загрузил посудомоечную машину, укрыл снова замолчавшего деда лёгким пледом и вывез его на террасу:
- Сиделка вернётся через час. По солнцепёку не катайся. Пока, дед.
Быстрым шагом, не оглядываясь, он направился по садовой дорожке к своей машине.
- В следующий раз привези этих своих струганных осьминогов, - услышал, уже садясь за руль. - Так и быть, попробую, уговорил!

* * *
Почти десять лет ни одного мужчины. Ад, в котором на фоне тщательно выстраиваемой иллюзии счастья менялись жёны, агукали, шалили и росли со скоростью света дети, крутились контракты и делались деньги. И вдруг он узнал, что доказывал и мстил пустоте. Самому себе. Внезапно слёг дед, Фёдор принимал его дела. Разбирал сейф... Окажись тогда Юрнас рядом - забил бы до смерти. Спасибо ангелу-хранителю - не проспал... Но что-то сломалось внутри. Он даже хруст отчётливо расслышал, как в детстве, когда получил перелом лодыжки. А на этот раз - ровно посередине солнечного сплетения, там, где и костей-то нет. Болезнь опрокинула, подмяла его, словно голодный хищник, и начала рвать по кускам. Он чувствовал, что с каждым днём убавляется, истекал кровью, немел от боли, терялся в пространстве и времени. И даже в прошлое не мог сбежать: там жил продавший его любимый. Как убить кого-то в прошлом? Никак... Как жить с этим? Без себя?
Дед тогда, видимо, всерьёз испугавшись потерять внука, нашёл в Швейцарии особенную психушку (ну окей, не психушку - клинику неврозов в Люцерне), и слова нашёл, чтобы Фёдор туда по доброй воле лёг. Спустил на лечение чуть ли не половину капитала, а потом и вовсе продал основной бизнес, вложился в рискованный гостиничный на тесном болгарском курорте - и отдал его Фёдору: рули! Море, природа, толерантность - строй свой комфортный мир. С нуля, подгоняй под себя. Фёдору хватило ума и наследственной живучести не отказываться от такого, пусть и запоздалого подарка. Отдышался, включился. И вот в его с таким трудом налаживаемый мир ворвался призрак прошлого. Почти сорокалетний, местами потрёпанный и слегка полысевший, однако от этого не ставший менее желанным призрак с молодым любовником под мышкой. Юрасик, лучший друг. Ёпт! И ведь прав дед - прошлое в бетон не укатаешь. Прошлое нужно вызвать на поединок. И победить на хуй! Или проиграть - и уж тогда навсегда сложить лапки и отвести хвост...

* * *
Освещённая лучами пурпурного закатного солнца гостиная люкса была похожа на комнату Барби. Достоевский опустил жалюзи и гостеприимно развёл руками:
- Ну что, годится? Надеюсь, твоему мальчику тоже понравится. А то неудобно как-то - друг хозяина отеля живёт в экономе. Не делай такое лицо, Юр, доплачивать ничего не нужно, это всего лишь дружеский жест. Можете переселяться.
- Нет, - уныло протянул Юрнас, озираясь. - Нам и в нашем номере хорошо. Не надо, Федь. - "Или Фёдор Максимович?" - подумал он.
- А ты чего такой смурной? - Тот приблизился вплотную, заглянул в глаза. - Как опущенный. В смысле - в воду. - Засмеялся. - Перепил вчера? Так я быстренько организую лечебные процедуры, а? Или со своим бойфрендом поссорился? Пустяки, помиритесь. Когда мириться станете - кровать мне тут не сломайте, гы-гы! Да ты присаживайся, диван не кусается. Серьёзно, не хочешь в люкс? Как хочешь. Насильно тащить не буду. Может, тушуешься? Думаешь, я старое не забыл? Помню, Юрасик, помню. И благодарен тебе. Если бы не ты, разве я всё это получил бы? Финансовая независимость, собственный отель на море, трое детей. А какие у меня любовники - закачаешься! Хочешь, порекомендую тебя кое-кому, свистну, так сказать? А что, по-дружески? В общем, глупый я был, молодой, обиделся на тебя сильно. А зря. Но это всё в прошлом. Мне правда приятно сделать для друга такой пустяк. Но... Если честно, не совсем бескорыстна моя щедрость. У меня к тебе, Юра, дельце. Хочешь заработать?
Напряжённый Юрнас, не спавший всю ночь, вконец измученный мыслями, и без того не понимающий, как себя с Фёдором вести, совершенно опешил:
- В смысле?
- Да не ссы, дружище! Чего ты шарахаешься? Никакого криминала. Твой мальчик ведь совершеннолетний? Вот. А выглядит как малолеток. Хорошенький очень. И, похоже, послушный. У меня на него заказ нарисовался, так сказать, групповой. Нет, что ты, насильно мои вип-гости никого не ебут. Но предпочитают развлечения поострее и иногда заигрываются. Так ведь и платят с лихвой. Игрушки обычно не жалуются. Часть этой лихвы я готов предложить тебе. С твоим мальчиком расплачусь отдельно. А тебя вот столько устроит? В штуках евро.
Достоевский набрал на айпаде двухзначное число и сунул экран под нос Юрнасу. Тот сглотнул. И будто ухнул в параллельный мир. Дежавю - не дежавю...
- И за что же мне такие деньжищи?
- Не тупи, отступные за твоего мальчика. Ну и чтобы без шума - всё-таки он гражданин России, мало ли как пойдёт. Дело-то тонкое.
- А как может пойти?
- Да прекрасно! - развеселился Достоевский и открыл бар. - Прекрасно всё пойдёт. Не волнуйся, все будем в шоколаде. - Помахал он треугольным батончиком "Тоблерона". - Ну что, по рукам и по рюмашке?
Глядя в его болезненно сверкающие, воспалённые глаза, Юрнас подумал, что Достоевский похож на психа или наркомана, и правда испугался. Себя. К жабам, душившим со вчерашнего дня, все уши проквакавшим о так дёшево проёбанном любовнике Феде, прибавились кусючие, как блохи, мурашки липкой тревоги, разбежавшиеся по всему телу. Теперь Юрнас уже не понимал, от чего страдает сильнее - от острого несбыточного желания вернуть Фёдора или от страха перед этим незнакомым, ужасно крутым и решительно настроенным торговцем свежим мясцом.
"Взять деньги? - метались мысли. Юрнаса поколачивало, точно в пубертат, когда внезапный оргазм подкатывал в совершенно неподходящей обстановке, на людях. - Фёдора ведь обратно не получить, дохлый номер - вон он как высоко летает. Что я ему предложу? Память и тупые извинения? А так хоть с прибытком в Москву вернусь. Деньги-то немалые. Вот именно! Разве столько за обычный трах платят? Явно что-то нечисто. И Олежку подведу - милый мальчик, нежный, ранимый, - и сам в историю влипну. Но дело даже не в этом. Смотрю на Федю - и совсем голову теряю. Никогда такого не было. Ни с кем. Словно подменили моего Достоевского. Такая в нём притягательная сила, такая опасная власть. Прикажет прыгнуть с крыши - прыгну, если за секс с ним - не устою. Что же это такое? Думал, отболело, забыл, перестал себя дёргать. Неужели так деньги притягивают? Или что-то другое? Безумие. Дьявольское наваждение, колдовство, приворот. Бес он. Искуситель. Бежать от него подальше, пока не пропал!"
- Ты чего заснул, эй? - Толкнул его "бес" и протянул полную рюмку.
Юрнас как-то замедленно подумал, что надо отказаться. Опомнился, когда пищевод мягко обожгло, а в паху сладостно заныло.
"Не хватало только, чтобы он заметил мой стояк! Точно, надо сматываться. А то придётся прыгать с крыши!.."
- Деньги переведу тебе на карточку завтра утром. Идёт? А Олега приведёшь на мой катер после обеда. Форма одежды - пляжная: шортики и загар, - мурлыкал Достоевский и вдруг, подсев вплотную, погладил Юрнаса по груди. Чёрт! Чёрт! Чёрт!
Тот мгновенно вспотел и, чуть не выпрыгивая из штанов, просипел:
- Окей. Утром деньги - вечером стулья.
- Хо-хо, парниша! - поддержал его шутливый ответ Достоевский и вернулся в своё кресло.
Закинул ногу на ногу, снова до краёв наполнил рюмки, подвинул одну к Юрнасу. И словно отгородился прозрачной стеной. Даже поблек как-то, посерьёзнел, не оставляя и намёка на интим. От этого желание не отпустило Юрнаса, наоборот, разгорелось сильнее: тронь слегка - и взорвётся. Ёрзая на диване, он попытался придумать слова, чтобы наконец-то убраться из этого роскошного номера, в котором чувствовал себя последним подонком. Причём, подонком, по уши влюблённым. Может, впервые в жизни... Унести бы поскорее ноги. Выбраться живым из паутины. Сбежать. И от себя тоже.

* * *
- Извини, милый, но у меня форсможор. - Юрнас влетел в номер и бросился к чемоданам. - Срочно вызвали на работу, крупные неприятности. Во-о-от такие! - Он, будто хвастаясь фантастической рыбиной, развёл руки перед носом удивлённого Олежека. - Сейчас соображу, как связаться с нашей авиакомпанией, и... Блин, у нас же чартер! Его фиг перенесут. Придётся покупать билеты.
- Нихрена себе! - Закатил глаза Олежек. - Называется отдохнули. Ну ты даёшь! - И пнул дорожную сумку. Но тут же сообразил: - А мне-то зачем с тобой лететь? Останусь, чтобы не все деньги пропали.
- Нет. Ты летишь со мной.
- Да что случилось? - Олежек прищурился. - У тебя такой вид, словно кого-то убил или ограбил банк и уносишь ноги.
- Угадал. - Юрнас, уставившись в экран смартфона, сосредоточенно рылся в поисковике.
- Как это? Объясни!
- Заяц, не бузи. Дело серьёзное. - Юрнас не смог сообразить, что соврать Олежеку, чтобы тот не упрямился и вернулся в Москву. Пришлось говорить правду. Почти правду. - Хозяин нашего отеля, Фёдор Максимович, мой старинный знакомый. Он предложил большие деньги за тебя. Понимаешь? Чтобы какие-то вонючие старикашки с тобой развлекались. Это какой-то развод, и платит он за что-то похуже. В любом случае, мы должны срочно отсюда улететь. Не бойся, я всё устрою, денег на обратные билеты должно хватить. Чего ты стоишь? Олежек, это не шутки, это опасно. Собирайся быстрее.
Тот нахмурился, медленно подошёл к шкафу, в раздумьях взял стопку футболок, развернулся, будто лунатик на прогулке. Положил футболки обратно на полку, взялся за носки.
- Как в кино... А сколько тебе этот Фёдор Максимович предложил?
- Много. Какая разница?!
- Большая. Почему ты не посоветовался со мной?
- Заяц, ты чего? Фигня какая-то. Ты же не шлюха, чтобы непонятно с кем, вот так, за бабки.
- Дело не в этом. - Олежек прежде никогда не был так сердит. - Ты сам всё решил, моего мнения даже не спросил. А деньги-то платят за меня, так?
- Олег, сейчас не время шутить, дома пошутим. Где твой паспорт?
- Я остаюсь!
- Нет! Это не обсуждается.
- Да! Это не обсуждается. Ты такой эгоист!
Олежек возмущённо взмахнул руками, словно собирался взлететь, схватил свою джинсовку, что-то сгрёб в ящике тумбочки и выскочил из номера. Громко хлопнула дверь.
Юрнас вздрогнул и непроизвольно вжал голову в плечи - будто с потолка что-то могло рухнуть.
Через полчаса бессмысленного шатания по номеру, спотыкания об Олежековы сланцы и кроссовки, он решил, что вздорного мальчишку надо найти. Попытаться хоть что-то объяснить, подобрать для него слова, поговорить по душам, наврать с три короба, зацеловать, затрахать до потери сознания и увезти. Ну не улетать же без него! Но и оставаться здесь, рядом с Фёдором, нельзя. Иначе пиздец. В чём он выражается, Юрнас представлял не слишком чётко, зато ярко и красочно...
Он как раз вышел в коридор, когда услышал звонок телефона в номере. Ёкнуло сердце. Вернулся, взял трубку.
После вежливого обращения незнакомый голос с акцентом сообщил:
- Вас ждут в баре на пляже, за спортивной площадкой.
- Кто ждёт?
- Ваш друг. - И гудки "отбоя". Слово "друг" было выделено столь многозначительно, с таким томным придыханием, что у Юрнаса затряслись коленки.

* * *
- Какой юноша? Олег? Что говорит? Да, пусть поднимается. - Озадаченность Достоевского звонком администратора из холла очень быстро переросла в неконтролируемый испуг.
- Что-то случилось с Юрнасом?! Где он? - Набросился он на молодого парня, постучавшего в дверь.
- В номере, - растерялся тот. И продолжил скороговоркой, вцепившись в дверную ручку: - Я знаю, что вы собирались совершить с его участием сделку, предметом которой являюсь я. Так вот, зачем нам посредники? Если ваши условия меня устроят, то... - Он кокетливо улыбнулся. Вышло слишком нервно, но сексуально.
Достоевский потряс головой, как человек не вполне понимающий, что происходит, и кивком пригласил посетителя войти.
- Присаживайтесь. Вы Олег? Я не кусаюсь. Значит, вы хотите оптимизировать нашу сделку за счёт исключения из неё лишнего звена? Разумно. И настроены, вижу, решительно?
- Это такой шанс! Разумеется, если мы договоримся.
Фёдор смотрел на него, чуть отстранившись, будто на диковинную штуку, которая в любой момент может прыгнуть и ненароком зашибить. Потом с любопытством подался вперёд. Хорош, засранец! Ни капли смущения или неловкости. Ну надо же! А производит впечатление эдакого одуванчика. Акулёнок. Он-то подумал, у Юрнаса с этим Олежеком отношения или, как минимум, крепкий союз. Даже ревновал - теперь-то можно самому себе признаться. А оказывается, бойфренд Юрнаса - та ещё штучка. Штука на букву "с"! Выходит, Юрнаса за такого любовничка пожалеть надо, сердешного!
От такого неожиданного открытия Фёдор закашлялся. И начал трястись от смеха. Остановиться не мог. На глазах выступили слёзы, а он смеялся всё громче и раскатистее, едва успевая вдыхать короткими судорожными всхлипами. Лишь бы не затянуло в истерику!
Он-то переживал, согласится ли Юрнас продать своего юного партнёра, а если согласится, то заранее весьма искренне сочувствовал Олежеку. А получилось, что сочувствия и вообще человеческого отношения эти оба типа заслуживают не больше, чем пара топоров. Однако же, стоят друг друга!
Олег удивлённо наблюдал за ним и пятился к выходу - нарваться на психа никак не ожидал.
Отсмеявшись и отдышавшись, Достоевский подошёл к нему, упершемуся спиной в дверь, и раздевая взглядом, прикинул ценник. Ничего, сойдёт, сгодится в хозяйстве, коли сам напрашивается.
- Хорошо, молодой человек. Вы весьма убедительны. Во всех смыслах. Раз уж столь жаждете зарабатывать своей внешностью и, так скажем, внутренним миром... - Из горла Достоевского вырвался ещё один нервный смешок. - Что такое эскорт, знаете? - Нацепил он маску босса. Даже брови сдвинул, как обычно делал дед. - Справитесь? Оплатой и чаевыми будете довольны, гарантирую. Ну и отлично. Завтра с вами свяжется мой секретарь, объяснит про медосмотр и анализы. Вечером можете... можешь приступать к работе. Время на подумать брать не будешь, уверен? Ну и молоток! Если хочешь, переселяйся в этот корпус прямо сейчас, потом из зарплаты вычту.
Когда за Олегом закрылась дверь, Достоевский поцокал языком на аппетитную задницу и профессионально подумал, что этот мальчик, возможно, принесёт ему неплохую прибыль. Но тут же почувствовал тошноту. К горлу очень медленно, будто продираясь через препятствие, поднимался противный ком. Ужасно не хотелось ощутить его во рту. Надо срочно на воздух! Вдохнуть ночной свежести, искупаться без лишних глаз, голышом, смыть с себя живой морской водой всю эту мерзость. Хоть немного побыть Федей Достоевским, влюблённым по уши, теряющим любовь, потерявшим навсегда, но живым. А уж потом, утром, снова стать Фёдором Максимовичем, не то чтобы мёртвым... - зомби...

* * *
Бар за спортивной площадкой оказался закрыт. Ни души. Юрнас шёл сюда в темноте, ориентируясь лишь на светлые плиты дорожки, контуры густых кустов и далёкие огни причала. Эта часть пляжа вообще была отгорожена сетчатым забором, за которым, похоже, велось какое-то строительство, фонари не горели - только прожектор, направленный в противоположную от бара сторону, на экскаватор. Пахло не морем или вкусной едой, а пылью, бензином и тревогой. Странное место для свидания.
Уже понимая, что припёрся зря, Юрнас обошёл вокруг бара - а вдруг.
У разрыва в заборе заметил несколько теней. Трое. Нет, четверо - один направился прямиком к нему. Юрнаса пробило ознобом. Быстро бежать в темноте, да по неровным плитам не выйдет. И как-то стыдно драпать. Может, это просто сторожа или такие же туристы, как он сам, выбравшие для ночной прогулки или иных мероприятий уединённое место? Ну конечно, так и есть: грабители разве станут светить себе телефоном?
В неярком световом пятне проявилось лицо приближающегося мужчины - знакомый блондин, имени Юрнас не запомнил, какое-то болгарское. Бойфренд Фёдора. Юрнас глянул по сторонам. Ну, правда, не убегать же!
Просто пройти мимо ему не дали. Блондин перегородил дорогу. Юрнас взглянул в его лицо внимательнее - и потерял всякую охоту о чём-то спрашивать. "Будут бить!" - дёрнулось и запульсировало под кадыком от догадки.
- Ты бывший любовник Фёдора?
"Тот же акцент, что у назначившего встречу".
- С какой стати я должен отвечать вам?
- Не отвечай. Я теперь и так знаю. У тебя всё на роже написано. Это ты его бросил, это из-за тебя он попал в психушку. А сейчас ты вернулся и хочешь забрать его у меня? Не выйдет. Трупы не трахаются.
- Погоди, о чём речь? - Юрнас расслабился - да этот мужик пьян, несёт белиберду. - Я никого не хочу забирать. Какие трупы, какая психуш...
Он впервые в жизни так легко расстался с сознанием.
Парней оказалось не четверо, а пятеро - кто-то подкрался сзади и оглушил Юрнаса. Несколько секунд, уже ничего не видя и не чувствуя тела, он слышал искривлённую, ползущую зигзагами чужую, но странно понятную речь:
- Не сым бил там аз бе, кво говориш! Натрескайте го с уиски, разголете го, и да си плува с раците! Никой нема да се заинтересува. Некыв турист от Русия се напил и се удавил, голема раот!*
Горсть сухих, как камни, горошин боли встряхнулась в голове и рассыпалась. У Юрнаса щёлкнул выключатель.
...............................................................
* Пишется по-болгарски это немного иначе, но услышал Юрнас именно так.

* * *
Шума моря ещё не было слышно, но в ушах оно уже нашёптывало, мурчало приятный мотивчик - успокаивающий и бодрящий одновременно. Фёдор начал раздеваться ещё на подходе к пляжу, отгороженному возле стройки нового бассейна. Стащил через голову трикотажную рубашку и вздохнул с облегчением, словно измотанный рыцарь, стянувший просоленную потом и кровью, тяжёлую кольчугу. Под ногами заскрипел песок, захрустела галька, и он припустил быстрее, на бегу расстёгивая ремень и раскидывая кеды.
Когда до желанной кромки воды оставалось всего ничего, Фёдор споткнулся - как на барьер, налетел на голоса. Приглушённая, но отлично различимая на пустом берегу ругань на болгарском раздавалась из-за забора, со стороны стройки.
- Он меня укусил, падла! - Держи ему голову. Ещё вискаря. Нос зажми, ёпт! - Нет, руки держи! Навались, ёпт! Брыкается! В рыло! Не бей, а то следы останутся! Ёпт! Ёпт!
Не останавливаясь, Фёдор схватился за опору забора, ловко подтянулся и заглянул на стройку. По инерции, почти бесшумно перемахнул через подогнувшуюся под его весом сетку.
Увидел почти голого... Юрнаса!!! В куче навалившихся на него парней. И бросился к ним, молотя кулаками.

* * *
Юрнас захлебнулся чем-то жгучим - и очнулся, жадно хватая ртом воздух. Горло и внутренности горели, в глазах мигало. Где-то на границе фокуса Федя отлетел в сторону, стукнулся о столб, дёрнул головой и обмяк... Федька!!!
И никого рядом.
Камни. Арматура. Грубые деревянные поддоны. Смятая пластиковая канистра. Ящик.
Босой. Без рубашки. Крестик на шее.
Не открывает глаза.
- Федь, ты чего?
Не дышит. Ну где же этот чёртов пульс?!
Откуда эта липкая лужа? Кровь?..
- Эй! Эй! Да помогите же кто-нибудь! - орал и матерился Юрнас, не слыша своего голоса. В ушах оглушительно звенело - и он не понимал, тихо вокруг или шумно.
Всё качалось, темнота прыгала. Он натыкался на деревья, столбы, продирался через кусты, оскальзывался, но изо всех сил старался не ронять свою ношу. Федя был ужасно тяжёлый, и Юрнас больше всего на свете сейчас боялся упасть с ним на руках и не встать больше никогда. Сколько вокруг огней! Особенно вон там! Ну почему, почему же, чёрт побери, они так далеко?
Свет фар ослепил. Юрнас положил Федю на асфальт и, тяжело дыша, поднял руки. Визг тормозов почувствовал всем телом.
Целую вечность ничего не происходило. Наконец-то открылись дверцы. Из машины вышли люди, но почему-то не торопились приблизиться.
- Мой друг умирает. Помогите моему другу, умоляю! - Упал Юрнас на колени - ноги совсем не держали.

* * *
- Я найду, кто это сделал! - выстреливал слова дед - и ни одного в молоко. Он уже давно вцепился в левую руку внука; к правой тянулась трубка капельницы. Обе онемели, однако Фёдор терпел - малейшее движение приводило к острейшему головокружению. - Я. Найду.
- Да, - почти невесомо шевельнул губами Фёдор. Его язык будто впал в спячку.
- Это всё из-за твоего Юрнаса!
- Нет.
- Конечно, он вовремя вынес тебя на дорогу. Врачи говорят, ещё час - и было бы поздно. Только поэтому говнюк жив!
- Дед, отстань. - Фёдор из-за повязки на голове и ортопедического воротника не смог отвернуться и скосил глаза. - Меня мутит. Двоится всё. Хватит орать над ухом. Ну сказали же - ничего страшного, крови много, а черепушка крепкая, только чуток треснула. Ты давление мерил? Вот и катись отсюда - померь. Не хватало ещё тебя откачивать. А мне посрать надо. Где эта, как её, утка? Кыш, я сказал!
Дед наконец отпустил его ладонь и нахохлился. Ворча, начал разворачиваться в узком проходе.
- Погоди, - остановил его Фёдор. И после паузы, гулко сглотнув, спросил: - Как он?
- Сидит, ждёт! - выплюнул дед. - Ему же сказали, что ты в реанимации. Не уходит. Поселиться тут решил.
- С ним всё нормально?
Дед кивнул.
- Тогда скажи ему, что я умер.
Дед, вцепившись в подлокотники, приподнялся в кресле:
- Федя... Да как же?!
- Умер! Пусть врач подтвердит. Договорись. И отправьте его быстрее домой. На хуй! Прям посадите в самолёт. Не могу больше его видеть. И одним с ним воздухом дышать не могу. Сил нет. Не изменился он, совсем не изменился - где там любви вырасти, если он готов её топтать, вырубать по живому, лишь бы заплатили! И я тоже не изменился. Даже такого его люблю. Сдохну! Слышишь дед, если увижусь с ним - сдохну! А мне нельзя. Я же не один. Жить надо. Хочу жить! Поэтому я для него умер. И точка. Обрубаю. Это уже другая река. И мне по ней плыть.
Дед растерянно пошамкал ртом. Но так ничего и не сказал. Вырулил к двери, толкнул её. Из коридора ему сразу бросились помогать, мелькнуло зернистое лицо Демитра. Фёдор смотрел на стариковские тощие плечи, плешивую головешку и оттопыренные лопухи ушей, покрытых пигментными пятнами, со смесью раздражения, брезгливости и пульсирующей в каждой клеточке теплоты. "Завтра приедет Надюшка, - думал он, - жаль, что в этот раз не покажу ей медвежат..."

* * *
В иллюминатор ничего не было видно - там, где он оставил Фёдора, шёл дождь. Там теперь всё время будет дождь. И крупные капли будут всегда бежать по окнам. Вниз, всё время вниз. Печально и красиво. Дожди выливают слёзы, на которые у нас не хватило мужества. Или сил. Или любви.
В окна такси ничего не было видно - запотели: ночная Москва тоже плакала. Конечно же, о чём-то своём. Даме её лет не трудно найти повод для слёз.
Домой Юрнас не пошёл - а что там делать?
В многоярусном гараже свой бокс нашёл не сразу, заблудился - редко здесь бывал. "Волга" встретила его королевским равнодушием. Красавица. Леди. Он погладил оленя на капоте - бр-р-р, холодный.
Завелась, старушка, с полуоборота - вот что значит старая закалка и заботливый хозяин.
На АЗС ему уважительно посигналил новенький "Гелик", из "Мини Купера" улыбнулась симпатичная девушка, а пожилой заправщик не взял чаевые - показал большой палец и вздохнул с завистью.
"Волга" шла по трассе ровно, будто плыла. Замечать выбоины было ниже её достоинства. Так бы ехать на ней и ехать! Далеко-далеко... Остановиться, повыть - и снова за баранку...
Когда Юрнас свернул на грунтовку - машина сразу недовольно зачихала; обиженно заскулил амортизатор.
Облитый бензином салон полыхнул сразу. Юрнас едва успел отойти - рвануло!
Он невольно пригнулся, но заставил себя не оглядываться - боялся, что не сможет уйти.
Вышел на трассу, застегнул куртку и зашагал по обочине. В каком направлении - значения не имело...

19 СЕНТЯБРЯ 2017 В ЯБЛОКАХ

Ссылка:

Смотрите также

#ДЕНЬГИ, #ЗНАКОМСТВА, #ИЗМЕНА, #ОТНОШЕНИЯ

25 "искусственных" красавцев, фото которых мы бы точно лайкнули

Скажем прямо: надеяться на успех в приложениях для знакомств - это искать иголку в стоге сена. Но представьте мир, в котором мы могли бы разнообразить нашу интимную жизнь с помощью искусственного интеллекта!

Наступает лето! На охоту выходят борцы за нравственность и полиция

"Гормон любви" окситоцин в буквальном смысле лечит разбитое сердце

Раньше считалось, что окситоцин помогает нам испытывать только чувства привязанности, эмпатии и доверия. Однако вырабатываемый гипоталамусом мозга "гормон любви" в буквальном смысле "склеивает", то есть восстанавливает клетки сердца.

Долго и счастливы: как построить отношения, которым не страшен кризис

Бывает ли в реальной жизни "жили долго и счастливо"? И если да - что для этого нужно сделать?

"Выйду на улицу, гляну на село!": "Мамба" исключает гей-знакомства из фильтров