КВИР - Для меня это книга в первую очередь не об ЛГБТ-сообществе, а о ребёнке

Для меня это книга в первую очередь не об ЛГБТ-сообществе, а о ребёнке

Miki Langelo, автор книги, посвященной взрослению ребёнка в однополой семье в условиях российский действительности, рассказал "Квиру", как у него возникла идея подобного сюжета.

"У меня небольшая семья: только я, папа и бабушка. Папа работает художником, а бабушка работает на даче. А я нигде не работаю, я учусь в школе. Мы с папой любим проводить время вдвоём: ходить гулять, выезжать на природу и слушать музыку...".
Это то, что я обычно писал в школьных сочинениях на тему "Моя семья". И это - ложь. На самом деле, у меня два отца, мы живём втроём, и они любят друг друга.
Но об этом никому нельзя рассказывать.

Расскажите о себе. Кто скрывается за псевдонимом Miki Langelo?

Этого вопроса я боялся больше всего. Меня всегда привлекали литературные прятки: писатели, которые скрывались за псевдонимами, и до конца дней своих не раскрывали свою личность. Даже в моём ближайшем окружении мало кто знает, что я написал книгу. Поэтому я бы предпочёл обойтись без реальных имён и паспортных данных. Могу сказать так: я - парень, находящийся ещё в очень молодом возрасте, принадлежу к ЛГБТ-сообществу (как именно - пока не решенный для меня вопрос), и в силу этого чувствую себя достаточно социально незащищенным, а потому предпочитаю скрытность и псевдонимы.

Как возникла идея подобной книги?

Я почему-то очень обеспокоен вопросом маленького человека в большом мире. Под "маленьким человеком" я имею в виду именно юный возраст. Для меня это книга в первую очередь не об ЛГБТ-сообществе, а о ребёнке (и подростке, так как герой взрослеет). Меня интересует психология детства, мне интересно размышлять о том, как влияют события, которые происходят с нами в нежном возрасте, на всю нашу последующую жизнь, и как (и под влиянием чего) закладываются наши взгляды, принципы, убеждения. Мне было интересно рассказать своё видение того, как формируется личность ребёнка, находящегося конкретно в таких условиях - в однополой семье.

Насколько сюжет автобиографичен?

В книге есть пересечения с моей жизнью, а личность главного героя практически полностью совпадает с моей.

У вас есть знакомые с близким опытом?

Лично - не знаком. В Интернете пересекался как и с детьми, выросшими в однополых семьях, так и со взрослыми однополыми парами, которые воспитывают детей.

Какова потенциальная аудитория вашей книги?

Я создавал эту книгу для всех людей, которые уже научились читать и достигли хотя бы четырнадцати лет (по законам РФ, конечно, только 18, но моё личное мнение - в книге нет ничего, что могло бы травмировать личность подростка младше 14, если этот подросток с современными взглядами на жизнь). Думаю, за рубежом моя книга считалась бы обычной подростковой литературой. Я считаю, что язык книги подходит для восприятия подростков, но при этом в нём нет примитивизма, и поэтому книга легко читается и взрослыми. Наверное, она была бы полезна юношам и девушкам, переживающим подростковые кризисы, родителям (любым, не обязательно гомосексуальным), которые хотели бы лучше понимать своих детей, да и в общем-то всем, потому что, я думаю, происходящее с героем многим знакомо, а родительские ошибки зачастую у всех одинаковые. Как видите, я даже не разделяю аудиторию на представителей-ЛГБТ и нет, на однополых родителей и нет, потому что это вообще не имеет значения. И главная идея моей книги в том, что это неважно - геи твои родители, гетеросексуалы или ещё кто. Вы всё равно все одинаково накосячите при воспитании детей, и, конечно, одинаково сильно будете потом об этом сожалеть, потому что очень их любите (если вы, конечно, нормальные родители).

Вы пытались обращаться в издательства?

Я обращался в издательство Popcorn Books, получил от них отрицательный ответ. Больше никуда не обращался, так как мне кажется, иные издательства даже рассматривать такую книгу не станут. Хотел бы перевести книгу на английский и обратиться в зарубежные издательства.

Как вы считаете, подтолкнет ли ваша книга к желанию гей-пар в России воспитывать детей?

Не думаю. Я точно не преследовал такую цель. Моя книга скорее говорит: "Подумайте". Вот прям тысячу раз подумайте. Тысячу раз - если вы гетеросексуальная пара, и две тысячи раз - если вы однополая пара из России. Вообще в отношении воспитания и рождения детей думать надо очень хорошо всем и всегда, потому что это огромная ответственность, и мне дико не нравится тенденция в нашей стране, связанная с культом деторождения, по итогу которого дети воспитываются в семьях незрелых личностей, потом сами вырастают такими же незрелыми, и это какой-то бесконечный вклад в нездоровое общество. Вы можете быть самыми лучшими родителями, будучи геями или лесбиянками (или иными вариантами). Но вы также можете быть и самыми худшими.

Miki Langelo.

Отрывок

Третий лишний

Однажды мы с бабушкой вступили в сговор. О нём никто не знал, только мы вдвоём. И вообще-то я сначала от него отказался. Она тогда пришла к нам утром, родителей дома не было, а у меня - лето и каникулы перед третьим классом. В общем, я встретил её один. Она поговорила ради вежливости о моих делах и оценках, а потом вдруг спросила:
- А ты хотел бы с папой познакомиться?
Я её не понял: чего с ними знакомиться, если мы вместе живём.
- У тебя же есть папа, ты знаешь? - поясняла она, заметив моё непонимание. - Настоящий, тот, от которого ты родился.
Я начал её понимать. Тот, который меня бросил.
- Я не хочу с ним знакомиться, - холодно ответил я.
- Да подожди, не горячись. Он на самом деле очень хороший парень, просто трусливый был по молодости, ну а кто не был? Они тогда только школу закончили, да и время было неспокойное...
- Я не хочу! - твёрдо повторил я. - У меня есть папа, мне не надо другого! "И даже два", - мысленно добавил я.
Бабушка быстро-быстро начала открывать свою сумку и вытаскивать оттуда фотографии. Некоторые были уже потрёпанными, блёклыми, на них были запечатлены школьники-старшеклассники. Она водила пальцем по фотографиям, на каждой показывая мне одного и того же темноволосого парня.
- Вот он, видишь? Игорь, красавец... Папа твой!
- Не хочу смотреть! - закричал я и отвернулся.
Бабушка меня будто и не слышала:
- А сейчас он хоккеист! Играет в нашей сборной, представляешь? Сама случайно узнала... Связалась с ним, поговорила, и он, между прочим, не против с тобой познакомиться.
Я демонстративно закрыл уши, но бабушка продолжала:
- Зря ты так, любой мальчишка обрадовался бы, что у него папа - спортсмен. Это же очень хорошо для мальчика. Тебе бы точно пошло на пользу, у тебя данные для спорта очень хорошие, а Слава тебя всё в театр, на музыку, на рисование...
- Я сам это выбираю!
- Мало ли что ты выбираешь, ребёнка надо направлять. Зато представь, рос бы с настоящим папой...
- У меня настоящий папа! - перебил я её. - Здесь моя настоящая семья!
Я подошёл к столу, сгрёб фотографии в одну кучу, сложил и сунул бабушке в руки:
- Не приноси мне это больше!
Бабушка покорно сложила фотографии обратно в сумку и, как-то сгорбившись, собралась и ушла. Будто я физически придавил её своим отказом.
Я смотрел ей вслед, пока она не закрыла за собой дверь, а потом заревел. И сам не понял, почему реву: то ли мне стыдно, что я накричал на неё, то ли от злости, что она пришла ко мне с этой ерундой.
Но не думать об этом теперь стало невозможно. Я гонял мысли об объявившемся отце по кругу и то приходил в ярость, то радостно воображал, как было бы здорово, если бы мы жили с ним вместе. Мы бы играли в хоккей, я бы смотрел на его игру с лучших мест, все бы мне завидовали... И не надо было бы жить так закрыто, в постоянном страхе. Всё было бы обыкновенно, просто и понятно. Как у всех.
Я промучился весь день, но и на следующее утро проснулся с той же головной болью и теми же тревожными мыслями.
В конце концов я позвонил бабушке:
- Я хочу с ним увидеться.
Родителям я ничего не сказал. Когда бабушка купила нам два билета на хоккейный матч, они очень удивились.
- Давно тебя интересует хоккей? - спросил Слава.
- Просто по телику увидел, стало интересно, - небрежно ответил я.
Это и был сговор. Наша общая с бабушкой тайна.
Сидя на трибунах стадиона в ожидании начала игры, я чувствовал себя и счастливо, и несчастно одновременно. Мне казалось, что я предатель. Мысленно я представлял, как мой отец, именно он, забьёт шайбу в ворота, а потом громко объявит, что посвящает этот гол своему сыну, то есть мне, потому что сегодня сын в первый раз присутствует на его игре. Вот бы он правда так сказал. Если бы это происходило в кино, так бы и было...
Но тут же я думал: "Зачем мне другой отец? Разве мне мало своих родителей, разве я не люблю их?"
С трибуны отца было не разглядеть. Все игроки выглядели одинаково, да ещё и носили на голове защитный шлем, но бабушка сказала, что отец играет под номером 43. И я наблюдал не за игрой, а только за его спиной с этими заветными цифрами. Так что даже и не знаю, понравился ли мне хоккей. Наша команда, кстати, выиграла, но меня это почти не волновало.
А мой отец не забил ни одной шайбы, поэтому он и не посвятил мне гол.
После игры мы с бабушкой долго ждали его в вестибюле. Я нервничал: понравлюсь ли я ему? Будет ли он рад, что его сын - именно я? Всё-таки я ничего не знаю о хоккее и вообще о спорте, вдруг он будет разочарован и не захочет со мной говорить?
Это было неприятное, муторное волнение, от которого обычно тошнит.
Наконец он вышел: в красно-белом спортивном костюме с надписью Russia и спортивной сумкой через плечо. На лице у него было несколько заживающих и свежих ссадин. Он был отталкивающе симпатичен - это странно, но я почувствовал его именно так. Приятные черты лица сочетались в нём с чем-то неуловимо гнусным.
Было видно, что ему неловко и он тоже не знает, как себя вести со мной. Эту неловкость он пытался скрыть за улыбкой и нарочито весёлым тоном.
- Привет! Никита, да? - он протянул мне руку.
Я не пожал её. Ответил:
- Микита. Через "эм".
- Извини, по телефону неправильно услышал.
Я на секунду сжал его руку своей. Быстро отпустил.
- А я Игорь, - сказал он. - Вот. Папа твой...
Это так неестественно звучало, что мне стало в сто раз хуже, чем было. Что я здесь делаю? Почему я на это согласился?
Тут бабушка положила руки мне на плечи:
- Ну, вы давайте пообщайтесь, а как закончите - позвони, я тебя заберу, хорошо?
Я ничего не ответил. А отсутствие ответа взрослые всегда воспринимают как согласие.
На улицу мы вышли втроём и там разминулись: бабушка, помахав рукой, пошла в одну сторону, а мы с Игорем - в другую.
Когда я понял, что мы идём к машине, то замялся. Могу ли я сесть к нему в машину? Нельзя садиться в машину к незнакомцам, а я с ним не знаком. С другой стороны, он мой биологический отец, и может ли он быть для меня опасен? Ладно, бабушка разрешила, а она взрослая...
Когда я открыл заднюю дверцу, он спросил:
- Не хочешь сесть вперёд?
- Детям младше двенадцати лет нельзя ездить на переднем сиденье, - ответил я.
- Да ладно, иногда можно, - махнул он рукой. - Давай, впереди же интереснее!
- Нельзя нарушать закон, - ответил я бесцветно. - Особенно если это правила личной безопасности.
Игорь вздохнул:
- Хорошо, вижу, ты парень серьёзный.
Он сел за руль, а я - прямо за ним, на заднее сиденье. Некоторое время мы ехали молча, изредка ловя взгляды друг друга через зеркало заднего вида.
Потом он спросил:
- Ты живёшь с бабушкой?
- Нет.
Я хотел сказать: "С папой". Но остановил себя почему-то. Сказал:
- Со Славой.
- А Слава - это?..
- Мамин брат.
- А, да, Слава, Слава... - он сделал вид, что вспомнил. Соврал. - А отчество у тебя чьё?
Я ответил с каким-то внутренним злорадством:
- Славино.
- Справедливо...
Он мне не нравился. Все вопросы были лишь вокруг выяснения его значимости в моей жизни. Будто я только и должен был делать, что все девять лет жизни проводить в тоске по нему.
Квартира у него была большая, в новостройке. Я насчитал шесть комнат, но, может, их и ещё больше. Он провёл меня в зал, а сам на кухне поставил чайник.
Я разглядывал всё вокруг себя: целый стеллаж с медалями и кубками, на стене много фотографий, на другой - огромный плазменный телик. Книг нет. Пригляделся к одной фотке: там какая-то девчонка лет пяти.
Когда Игорь зашёл в зал, я сказал:
- У тебя так много наград.
Он сразу оживился:
- Да, посмотри, если хоч...
- Не хочу, - перебил я на полуслове.
Он кивнул и заметно стушевался. Меня кольнуло чувство стыда: может, я жесток с ним?
- Ты женат?
- Да, жена сейчас...
Мне было не интересно, где его жена, поэтому я снова перебил:
- А мою маму ты любил когда-нибудь?
Он ответил усталым голосом:
- Это было так давно и неправда...
- Но я - правда.
Игорь усмехнулся беззлобно:
- Ты очень умный мальчик...
- Да, - я согласился. - Поэтому хорошо, что я не с тобой расту. С тобой я был бы глупым. Очень глупым. И злым.
- Ну, злой ты и без меня.
- Считаешь, у меня нет причин быть с тобой злым?
- Есть-есть... Но...
- Значит, я не злой, а справедливый, - я подошёл ближе к стене, к той фотографии с девочкой. - Это твоя дочь?
Я бы не расстроился, если бы это была его дочь. Значит, у меня есть сестра, а это хорошо.
- Не совсем, - ответил он. - Это дочка моей жены, я её удочерил.
У меня сердце ухнуло вниз от этой новости. Значит, я ему был не нужен, от меня, родного ребёнка, он отказался и даже выяснить не пытался, как я живу, а чужого - принял, удочерил. Чужой для него оказался лучше, чем я.
Я почувствовал, как от желания заплакать у меня скрутился комок в горле. И, давя этот комок, я произнёс:
- Позвони бабушке. Я домой хочу.
...Пока мы ехали домой, я оставался внешне спокоен. Да и внутри себя тоже: не было никаких мыслей, чувств, эмоций. Я будто перестал существовать. Бабушка задавала какие-то вопросы, но я не слушал, не реагировал.
Зато дома меня прорвало. Закрывшись в своей комнате, я рыдал и бил подушку, потом откинул её и принялся колошматить стены кулаками с такой яростью, будто рассчитывал их пробить. Я кричал почти до судорог в горле, пока не почувствовал, как чьи-то руки, будто удерживая от броска в пропасть, схватили меня и прижали к себе.
- Тише, - это был Лев. - Если хочешь что-то сломать - сломай. Но себя не бей.
Я посмотрел на свои руки - костяшки сбиты. Всхлипнул:
- Я виделся...
- Мы знаем, - мягко перебил он. - Тебе не обязательно это говорить. Мы сразу поняли.
Я то ли вздрогнул, то ли кивнул. Мне было так стыдно. Зачем я туда пошёл? Что я рассчитывал увидеть? Мой настоящий отец обнимал меня прямо в ту минуту. А второй - смотрел на нас, остановившись на пороге комнаты.
Разве мне когда-то нужно было что-то большее?

Полностью книга здесь.

02 ИЮЛЯ 2019 ВЛАДИМИР ВОЛОШИН

Ссылка:

Смотрите также

#ДЕТИ, #КНИГА

"Хуже педофилии" - полемика по вопросам семьи в Италии обостряется

В Италии разгорелась нешуточная идейная борьба. Консерваторы и либералы спорят о том, какой должна быть семья и кто вправе иметь детей.

Реальность, роман и фильм: три ипостаси "Моего полицейского"

Экранизации литературных произведений нередко способны дать им вторую жизнь: так случилось и с вышедшим в 2012 году романом Бетан Робертс "Мой полицейский", недавно переведенном на русский.

Больные и преступники. В России выходит книга "Закрытые" о преследовании гомосексуалов в СССР

Вышла книга "Закрытые" историка и философа из Университета Мельбурна Рустама Александера. Она рассказывает про историю преследования гомосексуалов в Советском Союзе - от Сталина до Ельцина.

Что почитать: 13 любимых квир-книг