КВИР - Детское

Детское

В моей постоянно, упорно повторяющейся фантазии я иду с маленьким сыном по улице, и он спрашивает, умрет ли когда-нибудь. Говорю: нет. Тогда он интересуется, умру ли я сам. Отвечаю: нет, мы оба вечные. Сынишка радуется.

В одной передаче рассказывали о девочке-школьнице, долго скрывавшей свою беременность и в итоге все-таки родившей. Дело было в дремучие советские времена. Родители девочки, чтобы скрыть "позор", закопали новорожденного живьем где-то на пустыре.
Однажды, думая об этом, я почти физически ощутил состояние того умирающего младенца. Я понял, что его разум и душа за пару минут до смерти совершили скачок на новый, взрослый уровень. Человечек умирал, чётко осознавая происходящее.

Меня, конечно, не закапывали. Но ребенком я был нежеланным, так уж получилось. Мама планировала аборт, но потом вздохнула и решила рожать.
Будто в отместку я орал днем и ночью, орал до хрипоты, сводя всех с ума. И, по словам мамы, не терпел пут. Она злилась и пеленала меня туго, как мумию, и наблюдала за моими выкручиваниями. Я освобождался и продолжал орать.

Во мне - украинская, белорусская и немецкая кровь. Поэтому идентифицировать свою национальность затрудняюсь.
Предки - сплошь неврастеники и фантазеры. Но, к сожалению, ни одного убийцы.

Я уже в раннем детстве понял, что это не первая моя реинкарнация. Такого слова я не знал, просто четко ощутил, что уже жил раньше.

Я люблю смотреть на детские фотографии своего главного бывшего. Смешные гримасы, длинные ноги и руки, мальчишеские вихры. Обаяние угловатости... Уже на его школьных снимках видно то, чему я не умею сопротивляться: сочетание мужественности и ранимости.
Я никогда не освобожусь от этого человека. Он прячется во мне, как бес в ведьме.

Меня раздражает голос его дочки. Ей пять лет. Писклявая, назойливая, невоспитанная. Но я с самого начала понимал, что тягаться с этой пигалицей по значимости не смогу.
А голос реально противный... Но она будет очень красивой. Это видно уже сейчас.

Скоро я найду себе нового любимого. Однажды он положит голову мне на грудь, а я приобниму его и представлю, что это - мой ребенок. Мне не суждено испытать отцовство, но я имею право на утешительные иллюзии. Любимый начнет засыпать, а я буду гладить его волосы и негромко напевать. "О-о-о дитя мое, мой мя-я-а-гонький, сла-а-денький, я-а-агодка моя..."

Человеческие жертвоприношения - в том числе детские - совершались многими народами.
Представь себя древним кровожадным божеством! Вспомни юношу из далекого племени, кричавшего твоим жрецам, что он сын вождя и его отец будет мстить. Но жрецы не понимали чужое наречие. Юноша упал на колени и начал умолять...
Его смуглое тело совершенно. Оно привыкло к походам и битвам, оно сильное и гибкое. Юноша прекрасен. В глазах у него ужас, губы что-то шепчут...
Вспомни горьковатый вкус его гордого сердца, вспомни упругость молодых бедер... Ты насытился, но хотел чего-то еще.
И тебя накормили ребенком - совсем маленьким, смеющимся. Он думал, идет игра. Он стал венцом твоей трапезы, эдакой вишенкой на торте. "О-о-о дитя мое, мой мя-я-агонький, сла-аденький, я-а-агодка моя..."

"А вы знаете, что ваша дочь будет шлюхой? Она ребенок и ни о чем таком пока не думает. Но в ней - демон похоти. Если б ее увидел Набоков, то замер бы с отвисшей челюстью. Она - самая нимфеточная из всех нимфеток, самая конфеточная из всех конфеток, отравленная пустота, с червоточиной красота, аминь. Она ребенок и ни о чем таком пока не думает. Но к двадцати годам прогремит на весь городок. В ее Болшево ее не выебет только ленивый. В подъездах, за гаражами, в парках, на рынках, в машинах, на стройках... вдвоем, втроем, вчетвером, впятером, при свидетелях и без, по пьянке и по трезвянке, по согласию и принудительно, со съемкой на дешевые мобильники и без оной... Демон похоти ненасытен. Вижу, как она возвращается домой пьяная, со спермой в волосах и на рукаве, но для мамы она по-прежнему ребенок. Мама станет баюкать ее, морщась от перегара и напевая: "О-о-о дитя мое, мой мя-я-агонький, сла-аденький, я-а-агодка моя..."

Я посчитаю свою жизнь провалом, если так и не найду человека, ради которого можно было бы умереть. Никто из моих парней на эту роль не годился. Мелкокалиберность, знаете ли, и вообще - мелкотемье. Но ради своего ребенка я бы умер с радостью, только где его взять?

Лет в десять я однажды выступал со школьным хором в детдоме. После концерта мы шли по коридору к выходу. До сих пор помню зависть и злобу на лицах сирот. Боже, как они на нас смотрели! Мы же ехали домой, к родителям...

Язвить про детей нельзя, от них нужно приходить в умиление. Так требует общество. Но нужно признать честно: среди деток слишком много глупых и уродливых. Фу...

Я рад, что не ходил в детский сад и не какал по расписанию. Это помогло оформиться моей индивидуальности.

Ты ищешь нестандартный подход к детям? Не заходи слишком далеко. Зачем тебе спиритический сеанс с духом Альберта Фиша и обмен нехорошим опытом? Чужую жизнь - особенно юную - нужно всё-таки ценить.

В моей постоянно, упорно повторяющейся фантазии я иду с маленьким сыном по улице, и он спрашивает, умрет ли когда-нибудь. Говорю: нет. Тогда он интересуется, умру ли я сам. Отвечаю: нет, мы оба вечные. Сынишка радуется.
Я вру ему сознательно. Такой обман необходим. Я слишком хорошо помню, как в детстве по ночам корчился и скулил от ужаса, понимая, что смерть неизбежна. Это было моей идеей фикс: смерть. По сути, я всё тот же мрачный ребенок с теми же наваждениями. Добавился только сексуальный опыт.

Мой сын был бы очень красивым, синеглазым и эгоистичным. Он бы быстро понял, что, к сожалению, не родился в семье миллиардера, но навсегда остался б капризным, жадным до материальных благ и верящим, что весь мир должен вертеться вокруг него.
Я б его любил и оправдывал. Я б его обожал. А в 29 лет он бы погиб, и я бы поседел, и начал мычать и избивать всех подряд и закончил в психушке, с трясущимися руками, с кашицей из таблеток во рту.
...Я б его любил... Я б его обожал...

Унижение озлобляет. Зависимость, рабство озлобляют втройне. Начинаешь желать своему обидчику страшного.
Псалом 136:
"Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!"...

Некоторые идеи действительно носятся в воздухе, и схватить их первым можешь не ты. Когда-то я задумал написать письмо своему нерожденному сыну. Типа, прости, что я такой, что не дал тебе шанса родиться, но в следующей жизни мы будем вместе... Сделал наброски - и уже через день увидел аналогичную статью другого автора в "Квире". Сначала я был потрясен, но потом подумал: а чему тут удивляться? Несостоявшееся, невозможное отцовство - болезненная тема для многих геев. Многие об этом думают, некоторые пишут. Кто не успел, тот опоздал.

До сих пор поражаюсь, когда замечаю родителей, проявляющих к своим детям нежность. Я этого не знал. Меня держали на расстоянии.

Я не чувствую себя ребенком, отвергнутым родителями из-за гомосексуальности. Я чувствую себя существом, отвергнутым миром из-за чужеродности.

"Стань человеком, в котором ты нуждался, когда был ребенком".

Убийца, вырезающий всю семью, слишком прямолинеен и примитивен. А убийца-психолог оставляет малыша в живых. Он же слишком мал! Дать показания и опознать не сможет. Но видит, как его родителям и старшей сестре перерезали глотки. Видит кровь, судороги, хрипы... Он не понимает увиденное. Но ужас навсегда въедается в его мозг. Скоро малыш поймет всё. И никогда не придет в себя. Травмирован навечно. Он - ущербный цветок, выращенный убийцей-психологом на расстоянии.
Высший маньяческий пилотаж - не убить, а заставить страдать десятилетиями.

Как-то в ресторане я видел женщину с сыном-дауном, мальчиком лет четырех. Она терпеливо измельчала его еду, не давала сползать со стула, объясняла что-то... Она не отдыхала, как остальные посетители, а работала. Буквально.
Неподалеку сидела семейная пара с сыном приблизительно такого же возраста, очень подвижным и веселым. Я украдкой наблюдал и заметил, как муж и жена переглядывались, понимая друг друга без слов: "Представь, каково это - воспитывать больного ребенка! Не дай Бог... как же нам с нашим-то повезло...". Мать дауна держалась невозмутимо и ни на кого, кроме своего ребенка, не смотрела. Она научилась игнорировать и жалость и отвращение. Она уже привыкла нести свой крест.

Я не уверен, что готов стать отцом: я сексуально озабочен, постоянно разговариваю сам с собой и одержим идеей мучительной смерти.
С другой стороны, может, именно отцовство прочистило бы мой мозг и заставило жить чужими интересами. Чем не лечение?

У некоторых грудничков настолько осмысленный взгляд, что даже страшно.

Давным-давно, когда я был молоденький, глупый, косящий под натурала и работающий среди плебеев, я придумал себе ребенка. Чтобы спасти репутацию. Типа, женат я не был, но ребенок есть. В другом городе.
Я надеялся сойти за "своего". Но раскусили меня быстро. А про ребенка верили. Думали, что в юности я поэкспериментировал с женщинами, отсюда и пупс.
Если б я знал, что из-за ориентации у меня проблем в коллективе не возникнет и меня продолжат уважать, то врать про ребенка не стал бы. Поддерживать легенду очень утомительно... Но я был юн и испуган. Один в большом городе. И ни с кем из тех людей больше не общаюсь.

Аборты неизбежны. Но души всех этих детей - легионы их душ! - навсегда застревают в огромном прозрачном пузыре, висящем между мирами. Эти дети воют и задыхаются, и тысячелетиями просятся в наш мир, и зовут своих матерей. Но ни один из них никогда не выберется из того пузыря.

А когда я буду умирать, приведите ко мне самого красивого ребенка Москвы. Я возьму его за руку, мы встретимся глазами и поменяемся душами. Моя жизнь продолжится в новом теле, - юном и чистом. А ребенок умрет. Мне его не жалко: я должен начать всё сначала.

04 АВГУСТА 2016 АНДРЕЙ СПЕСИВЦЕВ

Ссылка:

Смотрите также