КВИР - Череповецкие повести. Неудачник

Череповецкие повести. Неудачник

Я неудачник.
Уф, вот я и сказал.

И вот я пропускал такие пузыри, а они слабо ощущали этот тревожный запах. Даже Серёга. У него иногда прорывалось такое агрессивное что-то, первобытное что-то в отношении меня.

Хотя кого мне тут обманывать? Я это себе говорю с колыбели. Вот, положим, мутное воспоминание. Мы с парнями гуляем по улицам. Каникулы, 90 какой-то год, мы все немного бедны, а Серый беднее всех, он вообще в однушке с братом и родителями живёт. Но я постоянно ощущаю, что я не к месту тут, среди друзей. И они это чувствовали. Поэтому и Серый меня предавал, когда с другими, более дружными друзьями, приходил ко мне и фактически издевался, роясь в вещах родителей или таская еду. В чём тут неудача? Что я прощал, хотя становилось ли мне лучше?
И вот это постоянно - хотя. Да, отличное же слово. Оно от "хотеть". Но означает что-то вроде "но". Ты делаешь что-то, а хочешь делать другое. "Хотя" - уступка, мол, на самом деле совсем иное во мне бурлит.
Какая-то все глупость. Сейчас я чаще себя спрашиваю, сам ли я все это делал, чтобы быть и дальше в изоляции, или всякая чушь мне приходила извне?

Никто не знает, даже моя жена, что я обожал переодеваться в женское. Рассказываю впервые. Когда родителей не было дома, я таскал всякие тряпки на себе. Помню огромную оранжевую занавеску, из которой я мутил свой самый шикарный наряд. Мне было лет 14 или 15. Видимо, вторая занавеска где-то пропала, мать эту спрятала и забыла. Ах, какое сокровище! Виссон, атлас, шелка Востока, византийская роскошь. Я сделал дырку, чтобы продевать верёвку и завязывать ткань на талии. Боже, какой же я мудила. Огромная занавеска становилась огромной юбкой, развевавшейся от каждого шага. Золотые цветы. Я скучаю по ней, и хотел бы прижаться к ней щекой. Когда я прогуливал школу, а это происходило постоянно, в висках у меня стучало от желания поскорее добежать до шкафа и надеть эту штуку. А, да, ещё, конечно, мамины украшения, каблуки и даже парик. Мама моя была модницей в семидесятые, а для 90-х это всего-то 20 лет назад...

И когда приходили Серый с Бараулей (фамилия такая), я, зная, что я несчастное больное говно, позволял им всё. Это были мои друзья. А те, которые не были моими друзьями, были для меня в сто раз опаснее. Обычные люди чувствуют говно, и когда они общались со мной или даже просто стояли рядом, они ощущали что-то неприятное, какое-то беспокойство. Я отлично знал историю Рима или разбирался в литературе, но они предпочитали тех, от кого не несло этим говном, пусть даже они потом уселись за решётку или сторчались. Я не за решёткой (пока) и не сторчался (слишком труслив), но причиняю людям беспокойство.

Это происходит на уровне гормонов, запахов. Гренуй не пахнет, поэтому он как бы невидим, а я пах трусостью, говном, гомосексуализмом, трансвестизмом и любовью ко всякой гуманитарщине, что, в общем, одно и то же, как всем известно. Что за чем потянуло? Я начал рисовать лет в 5 или 6 - и моя жизнь кончилась. Я помню этот момент. Я срисовал с кувшина снегирей - очень реалистично, а потом нарисовал деревья - так, что ветви были и спереди, а не только по бокам, это был прорыв, это было моё дученто, родители и их друзья в ахуе были. Мне сейчас 36, я не стал художником или кем-то в таком романтическом духе, так что рисование лишь потянуло за собой весь груз говна. И вот я девятиклассник - один дома, изображаю аристократку, разговоры разговариваю. Да, сам с собой, в тишине. У меня был пёс, он молча смотрел на это и осуждал, естественно. Боже, какой это подчас был драйв. Я красил ресницы, а сам слушал, не идёт ли кто, а то хуй знает. Сердце подчас колотилось, что писец. Однажды мать вернулась, хорошо я тогда не накрасилась, так что успела быстро закидать тряпки в шкаф, а сама снова стала Славой.
- А ты почему не в школе?
- Потому что я говно, гомик и переодеваюсь тёткой, чтобы наедине с собой вести диалоги.

Нет, я ответил, что у нас окно. У нас и правда часто были окна, а школа находилась в минуте ходьбы от дома. Не знаю, верила ли мать в эти мои окна. Потом я стал осторожнее. Стал запирать дверь так, что родители на обеде открывали её сами, словно я в школе, а сам сидел в шкафу. Может, меня нужно было лечить. Может, это от наблюдения родительских ссор, депривация любви отца или что-то в этом роде. Но меня не лечили, и я чувствовал себя несчастнее всех, всех говнее. Больше всего было неприятно осознавать, что это чувствовали они, в смысле - все. Это не давало мне никогда встать во весь рост, потому что тогда они бы всё узнали, и моей жизни пришёл бы кабздец. А вот теперь я думаю: а не кабздец ли это и был уже?

Да нет, не кабздец. Всё же фасадный Слава мог иметь некое подобие социальной жизни. У меня были дружеские связи, я в 10 классе даже гулял с девочкой, с Настей, новенькой. Когда основные гопники в моей жизни испарились, фасад стало немного легче вести. Я не помню, что я испытывал к Насте. Я помню какие-то механические движения. Конечно, не было ни поцелуев, ни секса. Я её провожал после школы, с ней было интересно. Наверное, какая-то влюблённость была, да? Но и она чувствовала, что со мной какая-то хуйня. По крайней мере, я себе так объяснял то, что она меня бросила. Ну как бросила? Я часто её провожал. И вот я предложил её проводить, а она сказала, что идёт куда-то там. Ну, ок, я после школы стоял у Серегиного дома и ждал его после "фазы", чтобы вместе идти ко мне, а тут - Настя с парнем под руку.

Спустя годы я начинал думать, что все мои говнохуйни пошли с этого момента. То есть я реально спрашивал себя: Слава, а может, до того, как Настя тогда на улице прикрыла лицо от стыда, ты был нормальным парнем, а она тебя уничтожила? Это было уже в Вологде и я вполне открыто называл себя геем, хотя (!) я пил и курил и плакал по дню перед настиным прикрыванием лица. Она ладонью лицо закрыла и почувствовала стыд. А я буквально умирал от своего ничтожества. Но я и в Вологде знал, что она просто меня раскрыла: как я до всяких Насть бегал по дому в развевающемся атласе с золотыми цветами.

А, да, я ещё с этим атласом делал пиздатые штуки. Помню, очень полюбил я эпоху турнюров, поэтому мутил такие подкладки сзади. Иногда делал кринолин. Вот вообще не помню, как: из проводов? Делал фижмы, это очень красиво. Когда мать попала в больницу на два месяца (ДТП), сутки через трое я был предоставлен сам себе. Ох, блять, какой это был кайф. Тогда я открыл для себя АВВА, посмотрел "Студию-54" и ринулся на новый уровень одинокого трансвестизма. Угар и трэш. У меня были спортивные штаны, из которых я немного вырос. Тогда я сделал вот что. Я их разрезал по линии колен. И нижние части надевал отдельно. Верхнюю часть я куда-то заныкал, а вот штанины стали охрененными клешами: я их переворачивал резинками вверх. Бедра были голые, сверху были только плавки, иногда я надевал школьную рубашку. В ход шли мамины платформы (тогда они были в моде), я включал гирлянды и АББА. Особенно "Summer night city" обожал. Это я так убегал от всего в какие-то сказочные 70-е. Да, я танцевал один, пел, наряжался. Ни один человек об этом не знает. Я свято хранил эту страшную тайну. А она лицо прикрыла, а я стоял у подъезда. Сарказм в том, что это был тот же подъезд, с которого мы начали с Настей как бы встречаться. Вот интересно, все же как они это чувствуют всё во мне? Для части женщин это прикольно, потому что они не видят во мне альфу-насильника, евнух позволяет женщине немного самоутвердиться.

Но не в этом дело. Есть какая-то гнилая черта у меня - попытка представить все эти мои говны как нечто вроде артистического перформанса. Маленький мальчик в глухой провинции был слишком байроничен, чтобы уметь ладить с ними. А на самом деле я просто больной. Вот они ловят себя на какой-то мысли, что какая-то есть фигня, есть что-то не то. И Настя чувствовала? Безусловно. Они не могут объяснить, что именно не так. Жесты, темы разговоров? Я не говорил никогда манерно, вообще, да и почти не встречал манерных гомиков. Нет, такого как я можно вычислить не по манерам. За порогом моего диско-рая я был почти обычным подростком. Хотя все педрические стереотипы я заюзал. Диско и вообще 70-е - 1. Гуманитарщина и всякое искусство - 2. Переодевания - 3. Трусость перед лицом альфов - 4. Абсолютная неспортивность - 5. Моя золотая пятёрка! Это как бы такие пузыри, которые, знаете, прорываются предательски со дна кастрюли, хотя (!) до закипания ещё уйма времени. Как пердеж такой.

И вот я пропускал такие пузыри, а они слабо ощущали этот тревожный запах. Даже Серёга. У него иногда прорывалось такое агрессивное что-то, первобытное что-то в отношении меня. Как у охотника в лесу. И Барауля. Например, мои раннепубертатные удовольствия, когда я, чувствуя эти их ощущения, с радостью делился с парнями своим телом. О, да. У меня было немного рыхлое тело, тщедушное и рыхлое, с жирными складками. И в минуты, когда друзья пьянели от тревоги, я тоже пьянел и пытался соблазнить их этим жиром. Они трогали меня и говорили что-то типа: блять, да ты как свинья. Эрекции у меня или не было, или я не помню. Но я отлично помню эти минуты. Советский разборный диван мы медленно ломали, создавая из его механизма и плоских подушек такой как бы домик, и сидели в нем, трогая друг друга. Они оба стали классическими натуралами. По крайней мере, другой информации у меня нет. Хотя кто его знает на самом деле, что там и к чему. Может, в этом домике в диване мы все сломали свои жизни, и каждый по-своему теперь переживает этот момент? Я стал неудачником и говном, Серый ушёл в кобелизм, Барауля, кажется, много лет изображал разбитного рабочего. Понятия не имею, где он и что, на вк его нет.

09 ФЕВРАЛЯ 2021 СЛАВИК Ф.

Ссылка:

Смотрите также